Российский рагнарек Поэма во многих голосах
В эту вот обнажённую близь, Прожигая копытами землю, Басурманские кони неслись… …Говори же, а я тебе внемлю. Для чего ты меня позвала?… Отвечаешь, и голос воздушен: …Разорви мою плоть в купола, На ветра изведи мою душу…
Отболели и сгасли слова Где-то около Божьего трона… И Непрядва дрожит тетива У излучины синего Дона. Винный погреб давай отопрём, - Может быть, достучимся до боли… - …Да, мы умерли тем сентябрём На бескрайнем, как водится, поле.
У лесного излога, где туманы да волк, Где стоял на подмогу запасной то есть полк, Где рассвет прорастал в наше мясо, да вороны пели. Где недобрый, недужный корневищ разнобой, Пуще воздуха нужно недовольство судьбой, Так ли, úначе ли, мы пройдёмся по кромке апреля.
На срединных страницах злополучной весны, Мы сойдём на платформе, где рукой до сосны, Где приволье, но меж тем строги очертания неба. Как дожди, постучимся в любое окно, - Хоть монеты чекань, хоть меси толокно, - Мы попросим у вас ещё день, и конечно же хлеба…
Кони сызнова чуют ту, задонскую прель. Знать, Малевич малюет свою акварель. Намалюет ещё Аустерлиц, Полтаву, Маренго… Посмотри же, как весел, да, пока что не сник, Весь тот сброд, что набесил генуэзский мясник. Мы простёрты по полю в пятнадцативёрстых шеренгах…
Смолкло, но слышу иные слова. Помню, они проступали едва Из-под испода вот только что сбывшейся речи, Ей подпевая, и одновременно переча…-
- …Лунные ливни ерошат прозрачные кроны. Осень ярится, и звёзды просторны, как смерть. Что нам сказать? Мы зажаты в кольцо обороны, Мы прорастаем сердцами в девятую твердь.
Мы изваянья из ртути, мы злы и проворны, Смотрятся мёртвые в наших следов зеркала. Встань на рассвете, - услышишь, как наши гранитные горькие горны Плавят пространства, чтоб выковать мёртвым тела.
В плоти сознания знаки зудят, как ожоги. Новая оптика режет и комкает свет. Мёбиус в ленту свернул сквозняки и дороги, Ноют клинки в тайниках кристаллических сред.
Шрамы на зрении – лунные кровоподтёки… Только послушай, как рвётся наружу трава. Зашевелились туманы, как волосы, Пламенем щерятся строки, Сбой в эпитомах, но вновь говорит тетива.
Мы заверили собственный Новый Завет На пятнадцати тьмах распиная рассвет. Но эон отшумит, и воротятся вои во станы. Оботри мой клинок о грошовый лоскут, Наши реки тверды, наши души текут, - Оборви меня лишь, - я мгновенно дышать перестану.
Мы врываемся в раны кварталов, как соль, Мы живём там где принца дождётся Ассоль, Там, где раки свистят, там где снова Артур коронован. То ли нежить, то ль самая соль бытия, Мы гнездимся в прорехах, шебуршим по краям, Но из пряжи пустот вдруг нараз соберётся обнова…
…Знаешь, в эти ветра я войду, как заходят в соборы. Как закончится свет, - мы скользнём в светоносный подвес.
Ты увидишь, как бродит в зазеркальной среде Отражение Бога, - так в крещенской воде Можно, если вглядеться, увидеть свеченье Плутона... Бог затерян в ветрах, а заснеженный лес Претворился во прах, проскользнул – и исчез... То ли Бог в сквозняке, то ли в наших зрачках – Абадонна.
Города отразились в кривых алтарях, Испугавшись, укрылись вовнутрь втихаря, И теперь - ни гу-гу, только ржавые блеют затворы. Передерни затвор, и в затвор уходи, Россыпь серых снежинок согрев на груди, Сингулярный зигзаг переделавши в точку опоры.
Я вконец заблудился в своем декабре, Мнимый куб восставляя на мнимом ребре – То-то врет календарь молодецки-задорно и споро! В почве времени зреют имен семена, И каким-то из них эта почва больна, Но неясно досель – се зерно, или все-таки спора?
…Я ухожу к золотой глубине, Рыба там плещется около самого сердца… Но поднимаются к алой Луне Тени, скользящие в горьком огне, Кровь превращается в россыпь горячих сестерций. И богомол в человеческий рост, В траурной мантии умерших звёзд, Там, за окном, ворошит времена, как страницы. Он говорит, и его лития Метит пути под уклон бытия, Рвет в зеркалах отраженье российской столицы. -
- …Эта ночь на фонемы дробит имена. В прорезь ветра по капле стекает Луна. Если есть ещё взгляд – причастись этой млеющей лавы. Знай, пространство сегодня – не полость, но плоть: Тело ангела бросил на звёзды Господь, Крылья выбили дробь – начинается время облавы.
Я – фальшивка, я выкормлен снами менад, Но в прицеле декартовых координат Я на равных с любою живущей и дышащей тварью. Так вноси меня в список, бессмертный солдат, Прободи мою тень дробной россыпью дат, - Я вселюсь в календарь, чтоб окрасить его киноварью.
И в пространстве метелью написанных книг Я теряю свой взгляд, забываю язык. Я горю в перламутровом плеске свихнувшихся бризов. Всё ещё не спектакль, но давно уже – речь, Пляшет окнами флейт шумовая картечь, Скоро прянет спектакль, но пока ещё только реприза.
Ночь завалится навзничь, хрипя и молясь, Ночь завалится в зоркую звездную грязь. Скорпионы, не спать! За работу – покойник на месте! Ваши клювы драконам дробили хребты, Ваше сердце – вовне самое пустоты, Ваши взгляды гордятся отливом отравленной жести. Тело ангела, ломкий надмирный сустав, Тело ангела рвётся в лохмотья костра, Время стаяло враз, алым воском забрызгало пальцы. И уже – ничего, только траурный лёд Начинает вершить стервенелый разлёт. Кто волокна судеб намотал на прозрачные пяльцы?
Тишина, только мерный суставчатый хрип, Только космос плывёт на охвостии рыб, Только ось мировая скрипит, как простуженный стилос. И не надо глядеть в безвоздушный пролог, И на палубу мчаться, не чувствуя ног, И расспрашивать юнгу, чего, мол, ещё там открылось?…
…В эту вот обнажённую близь, Прожигая копытами землю, Басурманские кони неслись.. …Говори же, а я тебе внемлю. Для чего ты меня позвала?… Отвечаешь, и голос воздушен: …Разорви мою плоть в купола, На ветра изведи мою душу…
Отболели и сгасли слова Где-то около Божьего трона… И Непрядва дрожит тетива У излучины синего Дона. Винный погреб давай отопрём, - Может быть, достучимся до боли… Да, мы умерли тем сентябрём На бескрайнем, как водится, поле.
|